Обсудить статью можно на форуме….
В новой книге поэзии дагестанской поэтессы Баху-Меседу Расуловой «Горный ветер» очень много стихов, отражающих обычаи и традиции каратинцев.
В некоторых из них читатель почувствует страдание тонкой души поэтессы от того, что новые поколения каратинцев утратили некоторые прекрасные обычаи и традиции жителей каратинских сел: это мы видим в стихотворении «Древный обычай в горских селах»:
Замуж дочку отдавая,
Нитку беленькую мать
Ей в иголочку вдевала,
Чтобы счастье пожелать.
И как нить шла за иголкой,
Так и ей желала мать,
Следовать за мужем стойко,
Чтобы зло из дома гнать.
И иголку надо было
Материнскую хранить.
В ней семейной жизни сила,
Счастья будущего нить…
А теперь забыт обычай,
Молодых распался быт,
Много трещин в жизни личной
И очаг семьи разбит…
В недалеком прошлом, когда магазины были пусты, каратинки пряли из
шерсти нитки, сами себе вязали одежду, вышивали,ткали коврики. коврики. Рукоделием они занимались обычно в долгие зимние вечера, собравшись друг у друга у очага. Это сближало, объединяло их, до поздней ночи не смолкал смех и шутки, песни. Это был прекрасный обычай – гвай, который тоже сейчас утрачивается.
Руколельницы все каратинки
Рукоделье для них – это жизнь,
Оживают узоров картинки
Под руками чудес виражи.
Шерсть пушистая ниткой тонкой
Под руками струится, течет.
Рисунком изящным и точным
Вспыхнув красками, чуть оживет.
Помню, в детстве не раз я держала
Это самое веретено,
И как нежно оно подпевало,
Разлучало с доверчивым сном.
Такая традиция собираться у очага раскрыта и в стихотворении «Дом осиротевший»:
Дом осиротевший, очаг пустой,
Пусти меня – гостью к себе на постой.
Я изменилась? Трудно идти,
Но не растеряла себя я в пути.
Воспоминаньями вспыхнул очаг
И на душе лишь волненья, не страх,
Запах поленьев меня закружил,
Лица родные огонь озарил.
Осень и ночь, и на блюдце клубок
Облачка шерсти приятный дымок,
Кружится, кружится веретено
В маминых пальцах танцует оно.
Тает в руках бесконечная нить,
Ангел незримый во мраке стоит,
Чтобы молитвы слова не забыть,
Дочка за мамой как встарь говорит.
Дед над огнем – как седой великан,
Для сигарет его пальцы капкан.
Он над огнем, что над морем скала,
На голове лишь папаха – бела.
Как из клубка нить над мраком ползет
Нить сигареты в квартире плывет.
И отступает, дрожа, темнота
Комната стала в ночи не пуста.
Облако шерсти растаяло в дым,
Дым сигаретный мне стал невидим.
Дед о пророке Юсуфе рассказ
Начал в ночи, его слышится бас.
Дом осиротевший, очаг пустой,
Пусти меня, гостью, к себе на постой.
Веретено мамино не могу найти,
Странно, что не растеряла себя я в пути.
В то время у всех был почти одинаковый простой быт. Люди были намного добрее, делились всем, чем сами богаты. Никто не старался и не мог чем-то выделяться, хвастаться богатством. Автор не хочет отойти от того времени, от того обычая, а также хочет идти в ногу с нынешным временем. Это удвоенное состояние выражено в стихотворении «Угрызение совести»:
О, моды ветреная сила,
Иду, сама себе щепчу,-
За шубу, что в кредит купила
Я месяцами долг плачу.
Зачем подругу слушать стала,
И кучу денег отдала,
Зачем я ей не отказала,
И за покупкою пошла.
В год шубу я ношу немного,
От силы месяц, полтора,
А деньги – эти, слава Богу!
Скольким раздать бы я могла.
Скольких бы хлебом одарила,
Скольким бы людям помогла,
Зачем же шубу я купила,
И столько денег отдала?
Старинный горский обычай – похищение любимой девушки отражен в балладе «Жокей»:
Черкесску новую одень
Герою конь – герою слава,
Гнедого взовьется гордо песнь
И станет день сегодня главным.
Но чтоб не сглазили – кинжал
Носи всегда с собой точеный!
И чтоб потом не было жаль
Тебя родным – будь ты ученым.
Советы матери возьми
С собой, отправившись в дорогу,
Чтобы не лечь в горах костьми
Внимателен будь от порога.
Пусть конь горяч, а воздух гор
Усы твои щекочет гривой,
Я знаю, устремлен твой взор
Навстречу жданной и любимой.
И вот заветное село
Народ пришел, и будут скачки.
Он взглядом Ашуру нашел —
Халил взволнованно горячий.
На финиш первым он пришел
Схватил её и вдаль помчался.
И словно ветер с Ашурой
За горизонтом затерялся.
Джигиты кинулись вослед,
Но только пыль в лицо клубился.
Халила радостного нет,
Он мчит стрелою, словно птица.
Погоня в спящее село,
Вернулась мрачная устало.
С Ашур Халилу повезло
И свадьба утром заиграла.
Если в старину был рыцарский обычай совершить какой-либо
подвиг рады села, рады своего народа, как легендарный Хочбар, то ныне есть опасение как бы хвастовство и обман избирателей не стал бы обычаем. Автор книги сопоставляет того легендарного Хочбара с нынешним лжехочбаром в балладе «Нынешний «Хочбар»:
В кругу парней шумит Хочбар
Он новый Робин Гуд,
А в чем его мятежный дар?-
О чем же он гудит?..
О том, что женщины к нему
Идут, забыв про все
Детей родили ему тьму
Такое хвастовство!
И с властью водит дружбу он,
Со знатными в друзьях,
Почетом, лестью окружен,
Неведом ему страх.
Поет как будто соловей.
Сумел на выборах пройти,
Так одурачив всех людей
На каверзном пути.
Чуть было в Думу не попал,
Осталось лишь чуть-чуть,
Закон, мол, жизни он познал,
И знает его суть.
А принцип прост – знай, где топтать,
А где в ножки пасть,
Где промолчать, а где роптать,
А где услужливо молчать…
Поет о славе наш Хочбар:
О том, что может все.
И слушает ночной бульвар
Пустое хвастовство…
Об обычае гостеприимства горцев – каратинцев говорится в сонете «Кунак»:
Любой приезжий здесь кунак,
Улыбкой встретят просто так!
И пригласят на пир в свой дом
И праздник будет жить кругом.
Покажут горы и леса,
Опишут наши чудеса.
За стол усадят, тамада
Тост скажет славный погодя.
Веселье крепкое с медком
Предложат гостю за столом,
Все, что не так ему простят,
И будет чист хозяев взгляд.
Закон у горца – наш адат
Неписан, но его вершат.
Сожаление о том, что утрачивается горский обычай – бросание платка меж дерущих джигитов в стихотворении «В старину клинки сверкали»:
В старину клинки сверкали,
Если ссорились джигиты,
Женщины платки кидали
Ссоры были ими сбиты.
А теперь ночной порою
Пули вместо честной стали
Пущенные силой злою
Для людей позором стали.
И теперь платки пропали…
В час нахлынувшей печали,
Когда страны воевали
Жены фото посылали.
Нет войны, но взрывы, взрывы,
Плачут вдовы, снова жертвы
И кровавые разрывы
На полях безумной жатвы.
В старину в селе Карата у всех были плоские крыши, где дети играли, а когда радуга, все девочки выбегали на эти крыши, хлопая в ладоши пели на каратинском песню – делёж цветов радуги. Это стихотворение вошло в книгу стихов на каратинском «Радуга» (2006 г, изд-во «Эпоха»).
Впервые не только в истории каратинцев, которые до этих пор не имели свою письменность, но и в истории всех таких же малых народностей, вышла в свет книга поэзии на бесписьменном языке. Это было отмечено и в Москве во время презентации книги «Горный ветер».
РАДУГА
Я помню в детстве солнце, дождь
На горизонте арки цвет,
На плоской крыше чуда ждешь,
Чтоб радуги понять секрет.
На крыше девочки стоят
Чтоб тайну радуги узнать.
Сквозь арку девочки глядят
Чтоб тайну неба разгадать.
И делят, делят все цвета,
Тебе – вот! – красный, цвет огня,
Зеленый – Рая красота,
Цвет желтый солнечного дня.
Цвет голубой – он цвет небес,
Оранжевый – твоя мечта,
Цвет фиолетовый – чудес,
А синий – ночи темнота.
Войти кто сможет в арку – тот
Мудрей сумеет сразу стать,
Все тайны радуги поймет
И жизнь сумеет разгадать.
Увы, мы в арку не прошли,
А детство превратилось в прах,
И тайну радуг не нашли
И седина теперь в висках.
Природа вечно тайн полна,
Дождь промелькнет и арка ждет,
Ждет девочек опять она,
Но нынче век совсем не тот.
Нет старых добрых плоских крыш,
Стоят высотные дома,
И в сказку верить не спешишь,
Когда идешь сама.
Печальной традицией стало ныне не только для каратинцев, но и для всех горцев проводы мужей на заработки. Безработица – разлучница мучает молодых жен.
Ххх
Не успел медовый месяц
Эликсир любви отдать,
Как пора в чужие веси
Парням снова уезжать.
В селах горных – нет работы
Юным женам горевать.
Уезжают парни в город
Деньги потом добывать.
Одни вернуться в край родимый
Детей рожденье отмечать,
Другие путь домой забыли,
Чужбина заменила мать.
Коль нет работы в селах горных
Дети отца отыщут сном.
И как в войну слепое горе –
И вдов соломенных полно.
Ещё более печально, когда некоторые парни пропадают, погибают в далеких городах, их невесты — горянки, а также каратинки, вместо дорогих подарков, ходят в трауре. Но их на заработки гонит не нужда, не голод, а новый очень плохой обычай, когда жениху приходится отдать невесте очень дорогие подарки или день около 200 тысяч, вроде как калым. Несколько деятков лет назад не было такого обычая. Это выражено в стихотворении «Калымщик» (кн. «канатоходка» 131 стр.)
Парень наивный, спустившийся с гор,
Начал «калымить», в решениях скор.
Месяц работает – денег всё нет.
«Плата по факту», — короткий ответ.
Стройка окончена – время платить.
В горы с калымом он должен спешить.
Хитрый хозяин вдруг делает вид,
Что на работника очень сердит.
«Липовый» выставил парню расчет-
С долгом…и паспорт ему не даёт.
Будто работал себе он в ущерб,
Не оправдал проживанье и хлеб.
Горец обманом, как пулей, задет.
Нету калыма – жены тоже нет.
Недруга хочет он вызвать на бой,
Но прогоняют задиру долой.
Парню обида прибавила сил,
Больше дельца ни о чём не спросил.
Сел в грузовик и направил на дом…
Били безжалостно парня потом.
В городе горец бесследно пропал,
Будто в живых никогда не бывал.
Ждут его старая мама и друг,
Сельское поле, хозяйство и плуг.
Сватать невесту приехал другой,
Кто заработал калым дорогой.
…Часто по собственной глупой вине
Гибнут ребята в чужой стороне.
Этот обычай – несчастье для гор,
Он – эпидемия нынешних пор.
Жаль, что утратили те добрые обычаи, когда каратинцы не были заражены вещизмом, не были рабами моды, не покупали для невесты дорогую мебель, оглядываясь на соседа, хотя родителям приходится даже лезть в долги для этого. Жаль, что вместе с теми обычаями нынешние невесты потеряли целомудрие, выставляя напоказ не только лицо, но и полспины, шею, грудь и.т.д. Раньше, на свадьбе был обычай предлагать подружкам невесты деньги, лишь бы на мгновение показали мужчине её лицо, кроме как жениху не позволено было танцевать с невестой. А сейчас пьяные друзья жениха могут приглашать невесту на танец за деньги, взять её даже за руку, класть ей на голову деньги, ударяя при этом так, что иногда фата спадает с головы.